Зодиак - Страница 66

Беглецу-террористу глупо приходить на бензоколонку, но чтобы быть беглецом, нужно на чем-то бежать, а без бензина такое не провернуть. Поэтому я заполнил баки. Работавший на бензоколонке мужик оказался зомби-двойником бывшего вице-президента Спайро Агнью, и я никак не мог сдержать смеха. Разозлившись, он велел мне убираться. Что я с радостью и сделал: увидь я Никсона, в штаны наложил бы.

Наверное, чтобы добраться до бензоколонки, мне нужно было сперва выйти на берег, так? Ведь там находятся бензоколонки. Выходит, я догреб до Мэна. До суши штата Мэн. Теперь пришло время бежать вглубь, вернуться к прежнему ремеслу, но на пресной воде. Так викинги, которые на кораблях с плоским днищем поднимались к селениям нищим (ну надо же, стихами заговорил!), которые до того считались неуязвимыми, поскольку стояли на слишком уж мелких реках. «Зодиак» – современный эквивалент дракара. Когда-нибудь я установлю на носу драконью голову. О Господи, вот и дракон! Или это чайка?

Было какое-то озеро. Какая-то протока вывела меня к реке, оттуда – к другому озеру поменьше. Кончился бензин. Я затопил «Зодиак», грузом стал его же мотор. Пушку бросил следом, ничем мне она не помогла. Затем, помню, я очутился в горах Уайт-Маунтис на западе Мэна, где блуждал сорок дней и сорок ночей. Пока меня не нашли индейцы.

24

В наказание – сны о серебряном индейце, который стоит в отдалении с лицом как томагавк и отказывается взглянуть в мою сторону. Потом я очнулся в чьем-то жилом трейлере, больной, как собака, и слабый, как рукопожатие Плеши. Когда я перестал пытаться сесть и откинулся на подушку, передо мной маячила щель между занавесками, а в нее я увидел припаркованный под окном пикап Джима Грандфазера, украшенный головой индейца.

Неделю мне не давали газет. Здесь получали только «Ю-эс-эй тудей», но та уже перестала обо мне печатать, и местную газетенку, которую не слишком интересовало происходящее в Бостоне. Я много времени провел пялясь на собственный спасательный костюм, который висел на стене, порванный в клочья и заляпанный грязью. Джиму не требовалось говорить, что костюм спас мне жизнь.

Меня выхаживала семья Синглтари и – опосредованно – все племя, к которому она принадлежала. Либо они не понимали, каким зловредным может быть американское правительство, когда считает, что борется с терроризмом, либо им было наплевать.

Скорее последнее. Что может им сделать правительство? Отобрать их земли? Заразить оспой? Согнать в резервацию?

Первые несколько дней все силы у меня уходили на сухие позывы к рвоте. Потом я понемногу дошел до воды, затем спрайта и, наконец, бульона из утки и рыбы. Время от времени я просыпался и всякий раз видел рядом Джима, который, ссутулившись над коробкой для обуви, мастерил наконечники для стрел. Чик, чик, чик. Маленькие полумесяцы вулканического стекла рикошетили от всего вокруг, когда он их обтачивал.

– Этот будет в стиле зуни. Видишь, как обработано основание?

– Тебе следовало бы вернуться к Анне, – сказал я ему однажды после обеда. – Не связывайся со мной, приятель, я отрава. В настоящий момент я токсичный отход.

– Добро пожаловать в племя.

– Меня искали?

– Считают, что ты свалил в Канаду.

– Я сам так думал.

– Нет. Ты еще у дяди Сэма. Формально. А на самом деле в… – Он оттарабанил двадцатисложное индейское название.

– Замечательно, Джим. Можно купить несколько хлопушек?

Когда мне удалось удержать в себе биг-мак на целое утро, меня объявили здоровым бледнолицым. Джим провел собственный экзамен – на сигару. Когда я его выдержал, он показал мне вырезки из национальной прессы.

У журналистов было достаточно времени для всестороннего психоанализа. Я узнал про себя много интересного. Мне довелось увидеть собственное фото с выпускного вечера, на котором я и впрямь походил на начинающего психопата. Оказывается, я, Сэнгеймон Тейлор, – человек с серьезными психологическими проблемами. Была даже дискуссия, считать ли их чисто психическими или еще и неврологическими, вызванными соприкосновением с токсическими отходами, в которых я так часто копался. Но коренились они в моем несчастливом детстве: всему виной частые переезды в юном возрасте (меня таскал за собой отец, отладчик химических технологий) и нестабильность в семье, когда я был подростком (мои родители развелись, и меня перебрасывали от одного родственника к другому).

Детские горести и мои неурядицы в учебных заведениях вылились (по утверждению газет) в глубокое неприятие власти. Набрав на вступительных экзаменах около 1500 баллов, я доказал, что обладаю интеллектом уровня гения, и это мое неприятие лишь усилило. Ведь треклятые профессора только ставили мне палки в колеса. Никогда больше не буду уважать людей в галстуках. Моя карьера в Бостонском университете представлялась чередой стычек с авторитарной администрацией. Выход своим эмоциям я нашел, взломав компьютерную систему университета, что проделал с «варварской гениальностью». Последняя фраза мне даже понравилась.

«ЭООС» стала для меня идеальным способом воевать с химической промышленностью, которую я винил в распаде моей семьи и смерти матери от ангиокарциномы печени. Но и она, как выяснилось, слишком меня сковывала. Меня тяготила ненасильственная политика этой организации. Я был диссидентом, скандалистом. По предположениям журналистов, я хотел перейти к «акциям поистине прямого действия».

Все эти факторы сосредоточились в моей иррациональной, всепоглощающей ненависти к одному человеку: бывшему советнику кабинета министров, а ныне кандидату на пост президента, – к Олвину Плеши. Как привилегированная личность, как властная фигура из моего детства и не менее видная фигура в химической промышленности, он воплощал в себе все, что я презирал. Я не останавливался ни перед чем, лишь бы смешать его с грязью, втянув в различные химические скандалы, но просто не мог ничего на него повесить. Всего за несколько недель до «взрыва» я настроился на медиаблицкриг против него, но был вынужден его отозвать, так как не смог представить факты. Понемногу в моем мозгу сложился план: используя диверсионные методы экотеррориста Буна (которым я втайне восхищался), я решил подложить бомбу на личную яхту Плеши и взорвать ее ко всем чертям, как ИРА – яхту лорда Маунтбэттена. Пустив в ход свои познания в химии, я создал хорошо оснащенную лабораторию по изготовлению взрывчатки в подвале дома, который снимал у Брайана Роскоммона, трудолюбивого ирландского иммигранта и достойного жителя Ньютона. Покупая необходимые материалы у различных компаний, я ускользнул от внимания Бюро по борьбе с терроризмом, созданного с одной целью – пресекать подобные замыслы. Для пущей иронии я покупал материалы в одной из дочерних компаний «Баско» – у ее руководства есть доказывающие это документы, которые они с готовностью представили ФБР. У себя в подвале я сконструировал исключительно мощную мину, которую затем вывез в гавань на принадлежащем «ЭООС» «Зодиаке». Когда я закреплял мину на днище яхты Плеши, меня заметили два частных охранника, патрулировавших данный участок акватории на высокоскоростной «сигарете». Используя навыки десантника, я проник на их судно в костюме для подводного плавания, убил обоих, а затем сжег судно в канале Форт-Пойнт, чтобы скрыть улики. Я действовал так холодно и продуманно (утверждали самые сенсационные заметки), что даже позвонил в полицию и сделал заявление о сгоревшем катере.